У художника подруга
Тихой девушкой слыла
До тех пор, пока хитрюга
Себя ведьмой не звала.

Тёмной ночью спал художник
В своём странном колпаке,
А подруга удалая
Всё летала на метле.

Утром дева воротилась
И в свою кровать легла.
О своих ночных прогулках
Рассказать и не могла.

В тихом омуте черти водятся,
Но не шумите, пока они спят,
А иначе, когда проснутся,
Рассудок и мысли ваши сгорят.

А художник пробудился,
Встал и принялся за тот портрет,
Что в экстазе миг за мигом
Он писал доселе несколько лет.

Ну а с портрета на него
Смотрело девушки лицо,
Что ведьмой тихою была,
Но то скрывать она могла.

И вдруг глаза картины вмиг
Художника поставили в тупик —
Глядела ведьма на него с портрета
И наставляла дуло пистолета:

— Меня ты заточил в картине,
Как в скучной и безжизненной рутине!
Нельзя колдунью рисовать,
Ведь облик мой тогда навечно
Смиренно обречён страдать!

В тихом омуте черти водятся,
Но не шумите, пока они спят,
А иначе, когда проснутся,
Рассудок и мысли ваши сгорят.

И с тех пор на картине двое:
Художник с ведьмою вместе стоят.
В этой светлой мастерской
Уныние и сумрак отныне царят.

Я с мыслями своими не дружу,
Тоска внутри —
То есть моя отрада.
Вам горький случай расскажу:
Спокойствие в душе —
Моя награда.

Мерзкая осень нежданно настала,
Стучится в окошко денёк непогожий,
Тупым идиотам я фак показала —
Здравствуйте снова, ублюдские рожи!

За мной следят.
Я это знаю.
За вами тоже, господа́!
Однако эта мимолётная тревога
Становится поистине страшна́.

Кругом разведчики, шпионы,
Что могут жизнью нашей управлять,
Но этот факт простой и ясный
Нам никогда не доказать.

Смотрела я на майскую луну,
Сирени ветви мне в окно глядеть мешали.
Они, невинные, качались на ветру,
Весенний воздух с наслаждением вдыхали.

Их гроздья трогала рукой,
Что в лунном свете озарялись дивно,
Была та ночь прекрасной и простой,
И оттого утра мне стало ждать противно.

Однако, цикл этот не прервать.
Настанет утро с девственной прохладой.
И нужно это время с уважением встречать,
С благими мыслями, спокойствием, отрадой.

Насколько нужно быть ничтожным,
Искусством чтоб пренебрегать?

Ни мысли, ни души порыва,
Ни слова доброго сказать.

Смеяться с интонацией невежды,
Стараясь правду доказать.

И постепенно, без надрыва,
Как личность громко угасать.

Катились слёзы на листок бумаги,
И словно по рассказам мудреца
Те рисовали контур пятнами своими
Безмолвного, зловещего лица.

Бумага принимала их с почьтеньем,
И буквы размывая до черна,
Они застыли с увлеченьем,
Как-будто выросла незримая черта.

Вмиг прекратились причитанья,
Стих голос шумных томных дум,
Обрёкший душу на скитанья,
Но не затрагивавший ум.

Рыжая кошка,
Перейди мне дорогу,
Чтобы забылась печаль и тревога.
Рыжим хвостом беззаботно махни,
Уверенной лапой к бордюру шагни.

Моя ты подруга, прошу, научи,
Людей, как и кошек,
Любить от души.
Приблизься к их дому
На мягеньких лапках,
Взгляни на картины,
Висящие в рамках.
Они, как и люди —
Сейчас взаперти,
Застыли на бренном и ветхом пути.

— А что такое звёзды?

— Лишь пыль в твоих глазах.

— Но астроном им верил!

— Отнюдь, он был не прав.
Он отдавал созвездиям
Всю молодость свою.
Теперь он их заложник,
У вечности в плену.

— А звёзды лгут?
То правда?..

— Не знаю я ответ.
Могу сказать одно лишь –
Что в мире правды нет.

О вашей сущности я знаю,
Однако вам не говорю.
И тягою своею к морю
Вас непременно покорю.

Морских разбойников не знала,
До встречи с вами в один день.
Пирата прошлое годами
Висит над вами словно тень.

Не говорите мне о тайнах,
Которые храните вы внутри.
Не открывайте мне той чёрной,
Однако бархатной двери.

Ведь вы моряк, морской разбойник,
А я всего лишь ваша страсть…
Но у меня теперь над вами
Стальная, преданная власть…

На праздник музыка звучала,
Придворные плясали на балу.
Король сидел и улыбался,
Хоть не было причины по сему.

Смотрел в толпу, искал кого-то.
Кто тоже будет внутренне пленён.
Чей облик был бы также мрачен
Среди танцующих персон.

Смотрел в толпу,
Искал кого-то
И наконец его нашёл:
Сидел к стене он прислонившись.

Взгляд в пустоту,
Печалью удручен...

Король был мрачен...
Но шут – ещё мрачнее!..
Он веселится невпопад.
Ему б поплакать,
И волю дать своим слезам...

Но видно — горечь пробежала
По ярко погибающим глазам...

Король нашёл родную душу,
Кто тоже маску носит на лице.
Чей смех звучит в округе долго,
Но лишь скрывается в лжеце.

Муха-цокотуха
Сплетницей была.
Муха-цокотуха
Властью бредила.
Любовь была ей не нужна,
Был нужен звон монет,
Которые влекли её
В течение многих лет.

Муха-цокотуха
По́ миру пошла,
Чтоб власть и слава
Сама её нашла.
Однако в жадности своей
Несчастья обрела.

Тут вдруг Паук-жестокий царь
Жениться предложил.
В красивом замке из камней
Злодей ужасный жил.
И Муха тут же расплылась –
Во власти Паука
Страна была большая вся
И царские дела.

— Ну что же, он жесток – и пусть.
Он стар, зато богат.

Но не подумала она,
Что нелюбовь — есть ад.
Вмиг предложение приняла
И поженились те.
Но Муха стала холодеть наперекор судьбе.

Однако вскорости ошибку
Дева поняла,
Что принимая унижения
Глупою была.
И стала рваться из окна —
Хотела улететь,
Однако мужа своего
Уж ей не одолеть.

— Отдай мне крылышки свои,
Не рвись стрелой в окно.
Ведь для тебя,
Как светлый день,
Захлопнуто оно.

С тех пор Паук и Муха
Вместе много лет.
Жена его и не посмела
Нарушать запрет.
А над камином Паука
Висели крылышки,
На волю уж и не глядя
Страдали от тоски.

Работал в нашей психбольнице
Искренний герой,
Никто в нём и не сомневался
Он был один такой.
Свою работу обожал,
Людей своих не обижал,
Но пациентам — подражал!..

Но вдруг о докторе в народе пошла не та молва:
Что с психами болтает он,
Не делая дела.
Что взгляда их безумного
Дороже ему нет,
Что этим самым он испортит
Свой авторитет…

И ум за разум вдруг зашёл
У бедного врача!
Что он и психбольница
Вместе навсегда!
Среди клиентов говор, однако не утих –
«Наш психиатр псих!»
«Наш психиатр псих!»

И вот он здесь уже не врач,
А местный пациент.
Но в заведении своём
Он будто президент!
Пусть руки скованы,
Но нет!
Он любит слушать психов бред!

И ум за разум вдруг зашёл
У бедного врача!
Что он и психбольница
Вместе навсегда!
Среди клиентов говор, однако не утих –
«Наш психиатр псих!»
«Наш психиатр псих!»

О ведьма! Во сне ты мне явилась!
Твой тёмный лик предстал передо мной.
Но как на зло свечением ярким испарилась,
Когда пробрали ветхий страх и зной.

Ты не была красива, положено какою быть магической душе.
И словно книгу в руки взяв,
Прочла в глазах твоих я чайных,
Заветны строки, адресованные мне.

«Смотри, моя подруга,
Гляди со страхом в зеркало своё,
Ведь с отражением не играют —
То не прескверное лганьё».

Но правдою оно до время тоже быть не может.
И зеркала кривые ведьму вдруг запрут.
Она и бьётся, душу гложет,
Но мне она приснилась только лишь.
И други милые, немые,
Вдруг спросят в свете звонких тиш:

«О ведьма, с чайными глазами,
Ты отчего ещё не спишь?»

На стене сидели тараканы
И смотрели злобно на меня,
Словно копьями пронзали
Их ужасные глаза.
Я гляжу на них в ответ,
Будто вовсе их и нет.

Тараканы разозлились,
Страшный бунт задумали
И один коварный план
Для себя придумали.

Тёмной ночью я спала,
А они не спали.
Как орёл добычу ждёт,
Чего-то выжидали.

А проснулась я уже
На матрасе во дворе.
Эти псины без труда
Унесли меня туда.

Тараканы рассмеялись
И ушли в подпольный мрак,
Но один из них остался —
Он был тот ещё чудак.

Лучше спать под звёздным небом,
Чем под крышею лежать.
Но до звёзд рукою мне,
К сожалению, не достать.

Тараканы, вам спасибо,
Что смогли мне показать,
Этот мир, большой и тёмный,
В ярких красках расписать.

Вы мои — из головы,
Из укромных мест души.

Признайтесь, друг мой,
Вы — обманщик,
Авантюрист и лиходей.
Душа же ваша в тёмной власти
И новых требует затей.

На что вы юность променяли? —
Дуэли, склоки и борьба.
Осталась лишь одна надежда —
Вселенной вечная мольба.

К природе обращались ежедневно:
«За что мир к людям так жесток?
Не совершенен, не прекрасен,
Как розы сорванной цветок»…

К природе обращались ежедневно,
Она даёт на то ответ:
«Храню давно я во Вселенной
Один малюсенький секрет.
Пусть он пугающий, опасный:
Мир совершенен,
Вы в нём — нет.

Признайтесь, милая Ирэн,
В своём плену себя вы сами заточили,
И словно ласкового зверя
В душе благой покой убили.

На вашей совести, увы,
Таится столько злодеяний,
Которых мне уже не пересчесть,
Как в небе звёзд ночных сияний.

Вы говорили мне, что ведьма,
Что ведьма вы — и все дела.
Однако люд не принял это, подумав,
Вы сошли с ума.

Открою вам, Ирэн, я тайну:
Что ведьмой вы остались для меня.
Но ваше сердце не боится
Простого пламени огня.

Сейчас же вы в смирительной рубашке,
А разум рвётся взаперти,
Однако из дурного дома
Мне вас любовью не спасти.

Морские он просторы бороздил,
Невинный люд собой пугая,
Он долго сей пристанище искал,
И в раны въелась соль морская.

Однако путешествие его
Закончилось позорной неудачей,
Но дух пиратский, озорной,
Остался навсегда горячим.

В лесу гуляя без пажа,
Я повстречала крупного ежа;
Он шёл навстречу мне с ежихой,
Но оказалась та зайчихой.
И хвост свой лисий подбирая,
Она шагала за ежом,
Пока грозил он ей ножом.

— Ты нож бы спрятал,
Глупый ёж!
Ведь так в участок попадёшь! —
— сказал ему во след осёл,
Тот не послушал и прошёл,
Оружием верта́я,
Из-за чего зайчиха шла,
Уж на́ ногу хромая.

За ней тащились три хвоста;
Быть может, то была лиса.
Кто знает, чёрт её возьми,
Попробуй это разбери!

Но ёж ей вскоре надоел,
За столько времени успел
Зайчихе сделаться противным
Своим влияньем негативным.
И нож у мужа отберя,
Ему сказала всё в глаза.
Тот начал плакать, умолять
Обратно нож ему отдать.

Зайчиха сделалась тверда
И состояла изо льда.
Но ёж отстал от горьких дум,
Однако, снова стал угрюм.
Зайчиха с лисьими хвостами
Его из леса прогнала:
Такого глупого ежа.
А на поляне у болота
Он встретил моего пажа,
Который, честью дорожа,
С поляны улетал жужжа,
Как муха с моего окна,
Я за которой наблюдала,
И постепенно, неспеша,
Лапшу вам на уши кидала.

— Вы любите себя? Того, кто в вас сидит тихонько?

— Да чур тебя, убогий, напугал!

— Сие враньё, мадам! Я вам про страх ни слова не сказал!

Так начинался дивный разговор
Одной лесной колдуньи,
Что в страхе первобытном,
Ненависть тая,
Держала ныне городок «Безлунье».
И бедного её говоруна,
Который человеком был с рождения,
Но в вязкий ил он раз зайдя,
Лишился человечьего мышления.

— Ты, друг мой, видно, сильно пьян, по речам твоим судя.
Но знай о том, что откровенно так близки
Мы никогда не будем.

— Моя прекрасная мадам!..
За что вы так жестоки?
Я верю в нас и верю сам,
Что вы лишь одиноки!
А говорил-то я про тех,
Кто в нас живёт годами.
Про тех, кто с нами навсегда —
Прикован к нам гвоздями.

— Несёшь ты откровенный бред!
Единой светлой мысли нет!
Оставь меня, уйди, плебей!
Не выношу твоих затей!

Колдунья злилась лишь на то,
Что был он прав.
И видно то.

— О, госпожа моя, не злитесь!
Вы, верно, сильно удивитесь –
Второе «я» живёт во всех,
Но то не святость и не грех.
Кто движет мрачными делами,
Которые творите вы во тьме?
И отчего ваш вид печален,
Подобно самой чёрной мгле?
Скажу вам прямо, госпожа —
Это не вы, это она —
Души вторая половина,
Вражды и горести долина.
Добро в вас есть,
Но оно тщетно,
Однако для меня заметно!

Спор затянулся допоздна,
Колдунья верить начала,
Что друг её и вовсе глуп,
Хотя однажды был ей люб.

— Во мне ни капельки добра!
Душа моя давно черна!
Пусть оно было, но прошло!
Не попрощалось и ушло!

Колдунья выгнала его,
Чтоб бредни те не слышать.
Хоть мнение его было умно,
Однако от того аж обвалилась крыша.

О чём же говорил тот дурачок? —
Одной Вселенной лишь понятно.
Как бегал он среди дорог
И о любви кричал невнятно.